“Советская Белоруссия”: Тайны перстня с печатью

Раздел: Общество
16 августа 2006 г.

Наши “злотники” ценились и на Западе, и на Востоке

Когда покоряли крепость или осаждали замок, одним из первых должно было пленить местного “юбилера”, или “злотника” (так прежде называли у нас ювелиров). В средневековье не столько произведения его, сколько сам мастер цену имел эквивалентную золоту. Совсем не потому, что воюющим рыцарям срочно нужны были ордена или медальоны. Просто только ювелирных дел мастер способен был выковать затвор для пищали размером с горошину.

Это “склеенная” страничка в книге нашей истории. Не то чтобы совсем неизвестная, но многие годы мы в нее не заглядывали. Исследователь Анатолий Титов изучает цеховые традиции, “корпоративные правила” ремесленных артелей уже не одно десятилетие. И многому из тех средневековых уставов да правил и сегодня не грех поучиться.

Путешествия позолоченного сундука

Навскидку: много ли имен золотых дел мастеров из прошлого мы можем сегодня припомнить? Признаюсь: кроме полоцкого мастера Лазаря Богши, у меня – ни одной фамилии. А Анатолий Титов утверждает, что “юбилеров” были тысячи. Точнее – тысяча сто, если считать от Лазаря Богши. Именно столько персонажей вошло в только что законченную Анатолием Кирилловичем книгу. Сейчас рукопись ожидает своего часа в одном из издательств. Думаю, для всех нас ее выход будет своего рода открытием. Знаете ли вы, к примеру, что полоцкие, да и прочие мастера—ювелиры работали в Серебряной и Золотой палатах Оружейной палаты Московского Кремля и даже у самого Фаберже?

Впрочем, это, если суммировать мастеров, кажется, что их много. На самом же деле ювелиры были “кастой каст” среди ремесленников. Даже в самых богатых городах, таких, в которых размещался двор, дело ограничивалось десятком мастеров и парой—тройкой подмастерьев. Скажем, в Новогрудке в XVI – XVII веках ювелиров было 5 – 6 человек. Богаты, понятное дело, ювелиры были, будто арабские шейхи.

– В архиве я нашел судебное разбирательство, – делится Анатолий Кириллович многолетними изысканиями, – о том, что минский ювелир по фамилии Гесь (дом его стоял на месте нынешнего французского посольства, на площади Свободы) ссудил Богуславу Радзивиллу денег под залог. В результате стал владельцем местечка Боруны – отпрыск магнатского рода так и не рассчитался с долгами. Таких случаев было немало.

Пожалуй, самым известным из минских мастеров был Матыс Бальцерович. Жил он в конце XVI – начале XVII века. Был убежденным протестантом, во времена контрреформации даже возглавлял православно—протестантскую парию. Но несмотря на эту “оппозиционность”, мастер очень ценился при королевском дворе. При католическом, напомним, дворе. В 1645 году “за свое умельство” получил право беспошлинной торговли на всей территории Речи Посполитой. Драгоценности от Бальцеровича нравились королю Владиславу IV: ювелир был даже зачислен в свиту.

К сожалению, мы, наверное, уже никогда не сможем оценить произведения Матыса Бальцеровича, равно как прочих белорусских мастеров. В нашей стране сохранилось совсем немного атрибутированных произведений. То, что можно припомнить навскидку: подсвечник неустановленного мастера Топаза (их была целая династия нескольких поколений) в Национальном музее истории и культуры, серебряная монстрация (дарохранительница) в Гродно да кубок “Богуслав Радзивилл” в Несвиже. Вот, пожалуй, и все.

– Ювелирные произведения – лакомый и удобный в транспортировке кусок, – рассказывает Анатолий Кириллович. – Если имена людей мы еще можем установить по архивным источникам, то вот их творения – уже вряд ли. Многое от нас было вывезено в свое время. Как—то я работал в Эрмитаже (тогда готовился к изданию календарь, посвященный Франциску Скорине), Борис Борисович Пиотровский показал мне в запасниках сундук Анны Ягеллонки. Я был ошеломлен. Огромный сундук из листового позолоченного серебра, инкрустированный драгоценными камнями. Он весит больше 20 килограммов! Знаете, откуда он попал в Эрмитаж? Из Несвижа, конечно. В 1813 году, когда было конфисковано имущество Радзивиллов. На нем есть авторские клейма ювелиров.

Сила “профсоюза”

Обычно привилей на основание ювелирного цеха в городе выдавал сам король. Первыми такую “лицензию” получили брестские мастера в 1599 году. В “злотницко—малярский” цех объединили тогда и ювелиров, и художников.

В Минске в 1615 году тоже появился первый “профсоюз” мастеров “васьмi рамёстваў”. В него вошли кузнецы, котляры (мастера по производству котлов), слесари, побраичи (мастера упряжи), пушкари, злотники и др.

Дисциплина в “творческих союзах” мастеров тигеля и чекана была просто армейская. Корпоративные правила строжайшие. Может, потому, что работа с драгоценностями – это вообще пограничное состояние. Слишком большой соблазн. Немало среди представителей этой славной профессии было фальшивомонетчиков и разного рода аферистов. Поэтому в цехах действовал внутренний контроль за качеством.

Проба в ту пору измерялась в частях. Высшая для серебра – 12 частей. В Несвиже некий ювелир изготовил для костела Божьего тела ларец из серебра 12—й пробы. Но из красивого ювелирного творения лишь скандал получился. Потому как проверила его “служба внутреннего контроля” в лице цехмейстра и установила: проба не выше 4—й. Аферист был с позором изгнан и из цеха, и из города.

Овладеть ремеслом ювелира в позднем средневековье было сложнее, чем стать доктором наук. Во всяком случае, учеба в университете длилась 5 – 7 лет, а на получение элитарной специальности ювелира уходило около 10 лет. Поначалу будущий мастер должен был помыкаться в “хлопцах”, или “вучнях” лет пять. После, сдав экзамены, соискатель получал звание подмастера, или товарища мастера. Программы учебного обмена действовали, кстати, уже в XVI – XVII веках. И подмастерье отбывал на стажировку к ювелиру в другой город. Но и на этом испытания для будущего мастера не заканчивались: ему полагалось отправиться “в вандроўку” по разным странам. Посмотреть, как ювелирное дело обстоит в других местах. После странствий подмастеру предписывалось сделать “штуку” – что—то вроде дипломной работы. В тогдашней Франции эта работа называлась шедевром. Если он получался достойным, парня посвящали в мастера. Если нет – отправляли болтаться по свету еще на год.

Когда наконец все экзамены были сданы, новоиспеченный мастер присягал городу. И еще – устраивал “коляцию”, или, проще говоря, проставлялся собратьям по цеху. Выкатывал бочку пива и у всех просил прощения.

– Это был большой праздник, – поясняет Анатолий Титов. – Ведь цеховые уставы разрешали официальное употребление спиртного лишь два раза в год: на Трех Королей и на день Святого Петра. А “коляция” – неуставный, но законный повод мокнуть нос в мед, чему все радовались.

Цеха исполняли все функции профсоюзов, включая вопросы социальной защиты. Скажем, единственной возможностью ускорить обучение могла стать… женитьба на вдове ювелира. За этот гуманный жест цеховое братство соглашалось “скостить” пару лет стажировок: семью—то кормить надо. И ученику послабление, и вдовушка пристроена.

Самая крупная кузница ювелирных кадров была в Вильно. Престижным считалось поучиться у виленских мастеров соискателям из Германии, Чехии, Польши, Италии, Московии. Эх, знали бы об этом нынешние любительницы итальянских или турецких побрякушек! Впрочем, подготовка была штучной: за сто лет – с 1650 по 1750 год – в Вильно прошли обучение лишь 250 местных мастеров.

– В документах начала XVI века есть информация о полоцких “золотарях”, которые работали в Москве в Серебряной палате. А уже в 1660 году там трудились 6 мастеров и подмастерьев из Полоцка. И трудились, видать, в передовиках. Скажем, ученику мастера Астафьева Ивану Полочанинову в 1679 году было пожаловано полукармазиновое сукно как лучшему мастеру всей палаты.

Герб, разбитый на могиле

Единственный более—менее сохранившийся источник, по которому можно изучать работу ювелиров минувших веков, – печати. Крупные богатые города, наделенные Магдебургским правом, в основном заказывали печати из серебра. Обычно они делались внушительного размера и служили не меньше ста лет. Знаменитая минская печать, по которой и был реконструирован герб горда, тоже была серебряной.

– По характеру печатей я могу судить, что практически все модные в Европе стили приходили к нам без опоздания. И ренессанс, и барокко, и рококо четко читаются даже на таких, казалось бы, строгих и официальных предметах, как печати.

Хороший бизнес для средневекового ювелира – госзаказ (то бишь резка казенных печатей), церковная утварь и перстни. То есть совсем не дамские украшения, а мужские перстни с приватным гербом владельца. Всякий родовитый человек обязан был носить такой на “левом мезенном пальце”. Этот перстень для шляхтича нередко был главным идентификационным признаком. По правде говоря, не всякий почтенный человек владел в XVI – XVIII веках грамотой и вместо росписи оставлял он оттиск своего герба. Традиция эта, можно сказать, до наших дней сохранилась – мужчины любят носить перстни, так называемые печатки. И даже придумывают на них гербы.

К слову, перстень такой мог принадлежать только одному хозяину. Как и личный герб он не передавался по наследству: когда шляхтич умирал, перстень разбивали на его могиле.

Исследования Анатолия Титова – лишь страница из некогда бурлящей жизни, которая проистекала в городах наших. О ней, к сожалению, знаем мы совсем немного. Хотя, на мой взгляд, дело не только в познавательности. Куда важнее счастливое ощущение многовековой истории за спиной. Ощущение, ради которого стоит поставить новую книгу на полку каждой библиотеки.

“Советская Белоруссия”, №153 (22563) от 16.08.2006 г.

[ Советская Белоруссия ]

Полезное

Полезное

 
-->